Звучный раскатистый храп неожиданно прекратился, в маленькой палатке кто-то заворочался и, кряхтя, начал выбираться наружу. Выцветшая одноместная палатка, повидавшая многое на своем веку, накренилась, и к костру выполз маленький щуплый старик в затертой жилетке, в брюках с пузырями на коленях, в резиновых сапогах надетых, казалось, на босую ногу. Глаза его, окруженные глубокими обветренными морщинами, сразу заулыбались, в них замелькали озорные детские искорки. Вихры на голове, изрядно поредевшие, но все еще задорные, торчали во все стороны. Он встал, отряхнулся, и, наклонившись, степенно представился: «Михайлов Геннадий Федорович».
Такой церемонии я совсем не ожидал в походной обстановке, у костра, на поляне, среди палаток, автомобилей и бегающих повсюду собак. Это был лагерь любителей спаниелей, в котором я оказался впервые, приехав на один вечер со своей собакой, чтобы посмотреть на испытания и поучиться.

«Ну, кто там у тебя? Сучка! Хорошенькая! Немного «лещевата», но ничего подрастет и все поправится, занимайся с ней больше» – добавил он.
Глаза его заискрились еще сильнее: он настолько любил собак, что каждая новая встреча заряжала его все больше детской неутомимой энергией. Причем, если уж познакомился, то хорошо помнил хозяина и кличку собаки и мог через несколько лет рассказать о них во всех подробностях.

Родился дед почти век назад в Иркутске, отец его погиб на войне, и мать воспитывала их с младшим братом одна. В послевоенное время семья жила туго и они с братом старались подрабатывать, где только можно. Не смотря на это, он хорошо учился и с золотой медалью окончил школу. Как-то в старших классах он загадал поехать в далекий Ленинград поступать в институт и поспорил об этом со своими одноклассниками. Денег на учебу в семье не было, и они с братом вечерами играли на гармошке на танцплощадках и в доме отдыха. За несколько лет им удалось набрать две тысячи рублей, по тем временам сумма неслыханная, этого могло хватить даже на покупку машины. А он сел на поезд и отправился навстречу мечте, а чтобы мать не волновалась – отправлял с каждой большой станции домой телеграмму.
Поступил дед в политехнический институт легко, был заводилой и душой компании, интересным рассказчиком, хорошо пел и плясал. Как-то раз на концерте самодеятельности познакомился с начинающей тогда выступать Эдитой Пьехой. Они легко подружились, и, спустя много лет, уже в его родном городе, узнав, что он в зале, она пригласила его на сцену и долго рассказывала об их студенческой молодости и тех веселых молодежных «капустниках».

Получив модную в те годы специальность «физика-теоретика», дед уехал по распределению в подмосковное Фрязино, в закрытый на сто замков «ящик», в котором он стал заниматься неизвестной еще тогда никому космической техникой.

Начинал он молодим специалистом, и от младшего научного сотрудника дослужился до начальника теоретического отдела. На работе встречался с военными, инженерами, летчиками-испытателями, будущими космонавтами. Он читал им теоретические и практические курсы, обучал их как правильно управляться с новой техникой на орбите. Хорошо знал первых космонавтов: Гагарина, Леонова, Попова – и часто ходил с ними на охоту.

Как-то раз на очередной охоте в компании военных он сидел на зорьке у живописного озера, заросшего по берегам камышом. Утки налетали большими и малыми стайками, парами и поодиночке, лет был прекрасный, стреляли так, что у всех кончились патроны. Начали собирать трофеи, но нашли всего несколько селезней, в лагерь было стыдно возвращаться. Расстроились, а спустя некоторое время к ним пришел местный житель с небольшой собачкой и притащил полный рюкзак крякашей. Мужичок был ушлый и загнал бравым офицерам всех уток по трояку за штуку. Тогда-то и заинтересовался дед этой маленькой умной собачкой породы русский охотничий спаниель.

Любил дед во всем разобраться по порядку, досконально, поэтому обратился к «первоисточникам» и познакомился с основателями породы – Вагиным и Валовым. Окончил курсы экспертов-кинологов, и началась его вторая, не менее увлекательная жизнь. Главной страстью этой его второй жизни были собаки, с которыми он нянчился и носился повсюду: ездил в походы, ночевал в палатках, обучал и натаскивал. Они наполняли его жизнь большим смыслом и, не смотря, на преклонный возраст, это была его стихия: походная жизнь, прибаутки и веселье у костра, палатки, утренние туманы, роса по пояс и азартная погоня спаниеля за убегающей птицей. В такие минуты он становился моложе и готов был бегать по полям без устали, не разбирая дороги.

Он любил собак и всегда находил с ними общий язык. Все подмечал и старался объяснить хозяину – как лучше сделать. К нему обращались за советом и помощью, а он никому никогда не отказывал, даже порой в самой безнадежной ситуации. Собаки его слушались, а дед платил им добротой и лаской и всегда поощрял. Собачники даже в шутку прозвали деда «сосисочником» за то, что у него в кармане всегда была «дежурная» сосиска, чтобы похвалить ушастого за выполненную команду. Однажды на соревнованиях бригада экспертов и испытуемые ушли в поле, остальные участники, оставив в лагере своих собак, отправились за ними, чтобы посмотреть и поучиться. Вернувшись через некоторое время обратно в лагерь, они не увидели ни одной собаки, начали поиски и за самой дальней палаткой обнаружили деда в окружении десятка собак. Он сидел на травке и что-то им рассказывал, а они внимательно слушали и мельком косились на его руку в заветном кармане.

Любил дед вспомнить молодость, поплясать и попеть у костра. Однажды на соревнованиях засиделись у огня собачники, заслушались его прибаутками и анекдотами. Время за полночь, ему вставать на рассвете с судейской бригадой, а им можно и не торопиться. Уговорили его идти спать, проводили до палатки и для надежности забрали штаны с сапогами, но дед не выдержал да прибежал обратно в одних трусах и пел до рассвета и рассказывал байки. А утром глотнул горячего чайку и пошел в поле судить соревнования. Энергии в нем было столько, что хватило бы на несколько молодых.

В юности на концерте в доме офицеров, играя на гармошке «барыню», дед пустился в пляс и так увлек этим всю делегацию во главе с Будённым, что тот проплясал с ним кряду около трех часов. Будённый любил скакать на коне, рубить шашкой, а перо не любил, но все-таки расчувствовался, и в виде исключения, согласился сделать памятную запись. Бумаги под рукой не нашлось, но дед не растерялся, достал из нагрудного кармана свой комсомольский билет и получил автограф самого Будённого.

Мне довелось сдавать ему первый экзамен со своей первопольной собакой. Приехали мы весной в четыре утра на конечную остановку городского автобуса в его родное Фрязино. Безлюдная тупиковая улица уперлась в темный косматый лес, кругом туман, дома с черными глазницами стоят угрюмо, как заброшенные корабли, и только тут и там вдруг затрещали коростели на все лады, предвещая пробуждающийся новый день. Побежали мы по полю, поднимая птиц, а он все подсказывал: «Ты там посмотри, под теми кустиками, да сюда загляни в канавку, да по бровочке, по бровочке! Собачку не дергай, не срывай, она сама разберется, а ты к ней поближе будь». Сдали мы тогда экзамен, а затем и другой и третий, занимались целый сезон, охотились. А уж осенью на очередных состязаниях он отозвал меня в сторонку и говорит: «Вот видишь, прав я оказался, что поверил в тебя и твою молодую собаку, не надавал по рукам тогда весной, не отбил желание. А к концу сезона – совсем другое дело, сердце за тебя радуется!». Вот таким он был человеком, настоящим наставником и учителем.

Наступило полнолуние. Большая серая луна в натруженных налобных жилах опустилась в окно и закрасила все вокруг седым холодным светом. Большие ледяные тени тревожно плыли повсюду, путаясь в предрассветном сумраке. Стало светать, дед потихоньку собрался, стараясь никому не мешать, взял поводок и вышел с собакой на двор. Большие желтые фонари наклонились, провожая его в последний путь. Он шел по длинной снежной аллее, медленно растворяясь в белой лучистой дали.

Все стихло, и только осиротевший пес вздрогнул и застонал в темноте …

Январь 2017г.